Содержание |
2021: Россия выходит из договора
МИД РФ июне 2021 г сообщил, что Россия выйдет из Договора по открытому небу 18 декабря 2021 г.
РФ направила странам - депозитариям договора уведомление о своем выходе из соглашения.
Как отметили в МИД РФ, выход РФ из ДОН показал, что попытки добиться односторонних преимуществ, игнорируя интересы и озабоченности Москвы, обречены на провал.
2020: США объявляют о выходе из договора
В мае 2020 г США уведомили Москву о решении выйти из договора, обвинив Россию в его нарушении. Москва отвергает обвинения и перечисляет встречные претензии.
На окончательный выход у США полгода. Но в Вашингтоне говорят, что могут передумать, если "Россия вернётся к полному соблюдению".
Россия выходить из договора не намерена и надеется, что остальные тоже. ООН, ОБСЕ, Китай и множество стран Европы, в том числе Франция и Германия, негативно оценили решение США. Британия заявила, что верна договору, но относится к решению Вашингтона с пониманием.Елена Истомина, Directum: Как no-code меняет стоимость проекта 
Россия лишается единственной возможности выполнять инспекционные полеты над США, а сами Соединённые Штаты мало что теряют - всю информацию они смогут получать от союзников, которые продолжат полёты над Россией.
1992: Подписание договора
Документ был подписан в 1992 и стал одной из главных мер по укреплению доверия в Европе после Холодной войны.
1950-80е годы
В первоначальной редакции проблематика «открытого неба» звучала как «воздушные инспекции», «облёты сопредельных территорий», «наблюдательные полёты» и так далее. О необходимости такого рода механизмов первоначально заговорили руководители американских войск, которые в послевоенное время были расположены в странах Западной Европы, а также некоторые политики ФРГ[1].
В условиях нараставшей конфронтации между СССР и Западом, взрывоопасной обстановки на рубеже 1950-х гг. они высказывали опасения в отношении того, что Советский Союз может скрытно провести опасную перегруппировку войск и осуществить ту или иную военную акцию на территории Западной Германии, европейского театра военных действий в целом. Отмечалось, что между возможностями СССР и США в отношении получения развединформации военного характера относительно объектов на территории Западной Европы и в европейской части Союза ССР есть огромный дисбаланс. В условиях «демократической Европы» с большой плотностью населения, упрощёнными правилами пересечения границ, практическим отсутствием закрытых для посещения районов советская сторона не имела особых проблем в получении оперативной информации относительно концентрации и передвижения войск США и их союзников. Что касается американцев, то они испытывали огромные трудности в получении такого рода данных о происходящем на практически закрытой для них территории Прикарпатского, Одесского, Киевского, Прибалтийского и Ленинградского военных округов, а также стран – сателлитов СССР.
Был и ещё один примечательный аспект, который, по мнению военно-политического руководства Соединённых Штатов, обуславливал необходимость получения предметного представления о том, что происходит на территории Советского Союза и дружественных ему стран Восточной Европы. С начала 1950-годов американцы и некоторые из их союзников по НАТО стали готовить планы изменения власти в странах Восточной Европы. Приоритетное внимание отдавалось Восточной Германии, Польше, Венгрии, Чехословакии. Для каждого из этих государств был разработан детальный план, учитывающий специфику страновой ситуации, наличие, численность и характер оппозиционных групп, степень их практического взаимодействия с разведсообществом стран НАТО и так далее. Американцы исходили из того, что перевороты должны проводиться очень динамично при обеспечении видимой поддержки со стороны значимых по своим размерам групп населения и наличия у оппозиции готовых формирований боевиков, имеющих соответствующую подготовку или опыт участия во Второй мировой войне, способных (на определённом этапе развития событий) применить силу при подавлении сопротивления представителей правопорядка, сил безопасности (в дальнейшем в наиболее классическом виде мы видели всё это в октябре 1956 г. в Венгрии). Центральным силовым элементом и важнейшей предпосылкой реализации этих планов был вопрос об оперативной нейтрализации возможного силового отпора со стороны Вооружённых сил Советской Армии. И для этого требовалось ясное, точное представление, что происходит на территории групп войск и округов СССР на европейском театре военных действий, остаются ли части в пределах своего расквартирования или выдвигаются для марш-броска в другой район.
Толчок для реализации этих планов дали события лета 1953 г. в Восточной Германии. Там была предпринята первая попытка, как сказали бы сегодня, «цветной революции». Всё, казалось, было хорошо подготовлено. Выбрали исключительно удачный момент – Москва была плотно занята послесталинскими разборками в высшем руководстве, борьбой группировок, устранением Берии и чисткой механизмов государственной безопасности и других силовых структур. Однако американцы не учли субъктивный фактор – возможной реакции и способности к решительным действиям отдельных военных и политиков СССР, прошедших войну. В первую очередь, это относилось к Главкому советских войск, находившихся в Восточной Германии Андрею Антоновичу Гречко. При появлении первых донесений о готовящихся выступлениях против восточногерманского режима и, косвенно, против СССР, генерал Гречко, как потом выяснилось, так и не получив в установленном порядке чёткого согласия Москвы, ввел жёсткие меры контроля за оперативной обстановкой и обеспечением правопорядка. В специально выпущенном сообщении Верховного командования к населению Восточной Германии чётко и ясно говорилось, что советские войска не допустят массовых несанкционированных выступлений и будут самым решительным образом пресекать беспорядки всеми имеющимися средствами. Население Германии в то время очень хорошо понимало, что имеется в виду. Также был послан жёсткий сигнал командованию американских и английских оккупационных сил в отношении того, что любые попытки оказания содействия «нарушителям правопорядка» на территории ГДР получат «должный отпор».
По указанию генерала Гречко, с целью демонстрации твёрдости наших намерений некоторое количество советских войск было демонстративно переброшено ближе к линии соприкосновения с американскими военными. Такая жёсткая и недвусмысленная линия поведения имела ошеломляющий успех. Практически сразу прекратились сколь-либо масштабные выступления антирежимного характера. Что касается американских военных, то были позорные инциденты, о которых в Соединённых Штатах не любят вспоминать.
В ряде мест военнослужащие США без получения согласия вышестоящих начальников покинули места своей дислокации, бросили без охраны тыловое оборудование и удалились на расстояние 80–100 км от линии соприкосновения с советскими войсками. При критическом разборе всего произошедшего в Вашингтоне было, в частности, отмечено, что у командования в Западной Германии отсутствовали надёжные данные о том, имеются ли передвижения советских войск в глубине территории Восточной Германии и в целом на театре военных действий. Отмечалось, что разведданые такого характера были критически необходимы для того, чтобы определить более точно истинный масштаб намерений Москвы. При наличии информации о том, что не было никаких передвижений советских войск, не считая узкой полоски территории, прилегающей к линии соприкосновения с американцами, можно было бы сделать вывод о том, что имеет место просто локальная инициатива командования советских войск в Восточной Германии. Однако такой информации не было, и американцы отступили, предположив всё же, что СССР готовится к масштабному и решительному отпору. По большому счёту, успешный манёвр, военный и политический, который осуществил ставший вскоре маршалом Андрей Гречко, заслуживает внесения в учебники военной и дипломатической истории.
Вся эта ситуация ещё более актуализировала вопрос о необходимости нахождения средств для оперативного получения заслуживающей доверия информации о происходящем на территории стран Восточной Европы и европейской части СССР. Американцы приняли решение идти по трём направлениям.
Первое. Приступить к широкому применению разведовательных воздушных шаров (автоматических разведовательных аэростатов) для облёта территории Восточной Германии, Польши, Венгрии, западных областей Советского Союза.
Второе. Рассмотреть вопрос о полётах самолётов-разведчиков на высотах, недосягаемых для советских средств ПВО.
Третье. Вступить с Советским Союзом в переговоры в отношении проведения взаимных воздушных инспекций с облётом территории, в первую очередь прилегающей к линиям военного соприкосновения сторон.
В дальнейшем движение по первым двум направлениям на европейском театре военных действий было приостановлено. Воздушные шары силы ПВО Советской Армии сбивали, советская дипломатия довольно удачно препарировала этот вопрос как вмешательство во внутренние дела СССР. Высотные самолёты-разведчики американским руководством было решено использовать главным образом для облёта глубинных территорий Советского Союза, где американцы ожидали размещения первых межконтинетальных ракет с ядерными бомбами и установок ПВО нового поколения. После скандала со сбитым 1 мая 1960 г. на территории СССР американским пилотом Фрэнсисом Пауэрсом такие полёты были практически прекращены. Оставалось третье направление – взаимные инспекции с использованием авиации. Этим американцы и занялись.
Практически на всех серьёзных переговорах, в том числе на встрече в верхах в Женеве в 1955 г., американцы ставили вопрос о необходимости создания системы снятия озабоченностей, касающихся концентрации войск или других угрожающих действий военного характера путём проведения наблюдательных полетов. Советским военным такие предложения казались совершенно неприемлемыми. Они исходили из того, что со стороны США есть попытка получения чувствительной информации разведовательного характера под предлогом «укрепления доверия». В 1958 г. им удалось убедить Никиту Сергеевича Хрущёва поставить крест на этом вопросе.
Высокопоставленный советский дипломат, заведующий Отделом международных организаций МИД СССР (впоследствии – заместитель министра иностранных дел СССР и представитель СССР в Комитете 18 государств по разоружению) Семён Константинович Царапкин передал американским и западноевропейским коллегам документ, в котором Москва ясно и аргументированно отвела идею воздушных инспекций в том формате, как это предлагали страны Запада. Этот документ получил название «Меморандум Царапкина» 1958 г. и длительный период рассматривался в качестве официальной точки зрения СССР в отношении идеи наблюдательных полётов.
Попытка побудить Москву пересмотреть этот подход, который на Западе считали «неоправданно жёстким», была предпринята в 1982–1984 гг. в контексте обсуждавшихся в то время мер укрепления доверия на европейском континенте. Часть специалистов-международников, которым было поручено заниматься этими вопросами, полагали, что в целях разрядки международной напряжённости стоило бы пойти навстречу США и европейцам и занять более «гибкую позицию». Когда мне было поручено подсоединиться к разработке этого вопроса, я выступил категорически против внесения изменений в нашу позицию, поддержав линию военных экспертов. Министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко, которому всё это было доложено, принял решение «повременить» с окончательным решением, но вступить в новый раунд переговоров с Западом по этому вопросу.
Коренные сдвиги в позиции Москвы в отношении воздушных инспекций, или – в более употребимым в то время названии – «открытого неба», произошли уже при Эдуарде Амвросиевиче Шеварднадзе в конце 1980-х гг. в обстановке идиллистического восприятия предстоящей эпохи – эры «нового мышления». Были проведены переговоры, и в 1992 году Договор по открытому небу был подписан. Он определял порядок проведения облётов территорий государств-участников на основе взаимности с целью выявления возможных фактов, представляющих угрозу безопасности той или иной страны.
